Мужчина распахнул дверь и подтолкнул меня в спину. Я вошла. Потребовалось немного времени на то, чтобы привыкнуть к освещению, которое не то чтобы было очень ярким, но всё же существенно отличалось от окружавшей меня до сих пор темноты. В противоположном от двери конце длинной прямоугольной комнаты стоял стол, окружённый тремя стульями и почти вплотную примыкающий к окну. Смотревший в окно человек соответственно сидел ко мне спиной, но узнать его тем не менее не составило труда. Тем более, что именно его я ожидала здесь увидеть в первую очередь. За моей спиной с шумом захлопнулась дверь. Сидевший за столом отвернулся от окна.
- Спасибо, Корвин. Подежурь пока у двери. А вы проходите, Говорящая.
Гектор Вилстон выглядел значительно хуже, чем при нашей последней встрече. Это и неудивительно. Часы, проведённые в пыточной, и несколько дней тюрьмы не могли не оставить свой след. Он ощутимо похудел, и кожа местами обвисла; под глазами пролегли круги, а в волосах появилась седина.
- Эта встреча сильно отличается от утренней трапезы в королевском дворце, не так ли? - произнёс он, вторя моим мыслям. - Да вы не стойте у двери, проходите, садитесь.
Ничего не говоря, я подошла к столу и села на слегка отодвинутый в сторону стул, напротив Вилстона. Удивительное дело, насколько неудобно функционировать со связанными за спиной руками. Казалось бы, мне и не нужно было использовать руки для каких бы то ни было действий, и всё равно, даже садиться на стул оказалось крайне неудобно.
- Располагайтесь-располагайтесь, - кивнул он. - В ногах правды нет, а вечер предстоит долгий.
- Что вы задумали, Вилстон? - спросила я.
- Хочу исправить несколько допущенных ошибок.
Абстрактный ответ, ничего не скажешь.
- Не все ошибки поддаются исправлению, - не менее абстрактно заметила я.
- Это верно. Именно поэтому я решил воспользоваться вашей помощью.
- С чего вы взяли, что я стану вам помогать?
- Не станете, в этом я нисколько не сомневаюсь, - подтвердил он, глядя на меня с нескрываемым интересом. - Рауль обладает талантом окружать себя правильными людьми, в этом ему не откажешь. Но, к счастью, ваша ему преданность не имеет в данном случае никакого значения. Его же преданность вам может сыграть мне на руку.
- Вам следовало бы сейчас сидеть тише воды, ниже травы, а не плести интриги, - поморщилась я. - Не далее, как сегодня Рауль говорил, что жаждет с вами увидеться.
- Это тот редкий случай, когда наши с ним желания совпадают.
- Неужели? Тогда почему бы вам не отправиться прямиком во дворец? Говорят, явка с повинной смягчает вину.
- Я предпочитаю, чтобы Рауль сам приехал сюда, - возразил Вилстон. Видать, понимал, что в его случае даже явка с повинной окажется бесполезной.
- Чего вы пытаетесь добиться? Хотите выкупить свою жизнь в обмен на мою?
- Что вы, Айрин. Я ценю вашу жизнь значительно выше. Во всяком случае надеюсь, что её значительно выше оценит Рауль.
- Что же вы хотите от него получить? - спросила было я, однако ответ напрашивался сам собой. - Не может быть!
Я бы всплеснула руками, будь у меня такая возможность.
- Совершенно верно, Говорящая. Ваша жизнь в обмен на корону.
- Вы сошли с ума.
- Как говорит подруга моей дочери, все члены королевских фамилий слегка с приветом. Современные молодые люди весьма непочтительны, вы не находите?
- Просто современные молодые люди считают, что почтительное обращение надо заслужить.
- А я с вашей точки зрения, разумеется, его не заслуживаю, - усмехнулся Вилстон.
- Не хочу вас разочаровывать, но другая точка зрения невозможна вовсе. Чем вы могли бы заслужить почтительность? За что вас можно уважать? За способность похитить женщину и шантажировать тех, кому она дорога? За то, что связались с подонками вроде того, что стоит сейчас у меня за спиной? Посмотрите на себя. Вы ведь дворянин. Не просто дворянин - член королевской фамилии. И что? Вы готовы опуститься так низко, как только возможно, лишь бы добиться того, на что не имеете ни родового, ни, что гораздо важнее, морального права. Да даже ваши жена и дочь и не могли бы вас уважать, если бы видели, во что вы превратились.
Если предыдущая фраза Вилстона была произнесена хотя бы с видимостью благодушия, то теперь его лицо буквально перекосило от злости. Зрелище было не только пугающим, но и мягко говоря неприятным. Выступивший на щеках румянец диссонировал с неестественно бледной кожей лица, имевшей почти зеленоватый оттенок. Белки глаз были испещрены кроваво-красными прожилками.
- А ты знаешь, что такое висеть на дыбе? - яростно прошипел он. - Знаешь, что это такое - чувствовать нестерпимую боль, когда кажется, что ещё мгновение - и эта адская машина вырвет твои руки и ноги? И от тебя останется только кусок мяса, истекающего кровью и, что самое ужасное, по-прежнему способного испытывать боль? Когда, позабыв о всякой гордости, срывающимся голосом кричишь о пощаде, а дознаватель продолжает с каменным лицом повторять один и тот же вопрос?
Он замолк и сидел, тяжело дыша, с по-прежнему перекошенным лицом. Я равнодушно пожала плечами.
- Вы сами виноваты в том, что так произошло. Организовывать похищение и убийство наследника, пытаться узурпировать власть - это, оставляя в стороне моральную составляющую, весьма рискованные мероприятия. Вы отлично знали, на что идёте.
Невзирая на всю живость выраженных Вилстоном впечатлений, я не испытывала к нему ни капли сочувствия. Поразительно, насколько несколько часов взаперти и связанные за спиной руки меняют мировоззрение. Что уж говорить о четырёх годах, проведённых в заточении и в бегах?